Приход храма Богоявления п. Усть-Уда

Источник: pravmir.ru

священник Димитрий Шишкин

Мы едем в стареньком москвиче в дальнее село с весёлым и бойким названием Казанки. Дорога раздолбанная, заброшенная и не ремонтированная с советских времён. Разрушается она как-то странно — не посередине, как это бывает обычно в городе, выбоинами, а с краю, точно кто-нибудь откусывает, отколупывает от неё потихоньку, но планомерно, километр за километром.

Вокруг нас великолепная альминская долина – некогда благословенный фруктовый край, царство садов, а ныне – сотни гектаров, километры заброшенной земли, заросшей бурьяном и разнотравьем. Отдыхает земля… Хотя… отдохнула уже давно… теперь, похоже, впадает в привычную вековую дрёму. Древние здесь места, курганные, и вот опять затягивается всё это курганным сном, вековой дремотой…

Возделывание земли, как и возделывание души, требует терпеливого, последовательного труда, власти и воли. Свобода же в нашем понимании почему-то обозначила право пустить всё на самотёк. И вот – в результате попёрли буйно со всех сторон как в духовном, нравственном смысле, так и в житейском — бурьяны, сорняки и плевелы.

Торжествует ныне свобода «естественного» разрушения и разложения. И так очевидно становится, что главной нашей ошибкой стало не улучшение (как следовало бы), а безмерное ослабление власти в надежде на «гражданское самосознание». А в результате это наше освобождённое от контроля «самосознание» попросту пустилось во все тяжкие.

- Тут ведь заниматься теперь нечем, – не отрывая взгляда от «обгрызанной» дороги, повествует мужичок. — А места богатые во всех смыслах. История… Видите, вон, кладбище на пригорке?

- Вижу.

- Знаете, сколько этому кладбищу лет?

- Сколько?

- А кто его знает… В смысле, древнее очень. Там, вон и столбик стоит, мол, охраняется государством. Приезжали археологи, копали, какие-то склепы нашли древнющие… Вот такие у нас места. Ну так и что? В девяностые как совхоз развалился — половина населения паслась на этих древностях.

Ну, чёрная археология это всё называется. Крестики, фистулы, браслетики… А что делать, как-то жить надо было. Не жить, а выживать… Хотя… мне это дело всегда не нравилось. Хоть и древность, а всё равно как-то не того… покойники всё-таки…

Батюшка, скажите мне, ну что мы за народ такой… В войне победили, а жизни нету…. Или вот ещё – Бахчисарайский наш район… ведь удивительный край, сами видите… тут палку воткни – всё равно что-нибудь вырастет, и что же?

Был председатель, Солун Яков Петрович – ну да вы, конечно, слышали уже…. Вот ведь мужик был. Вы понимаете, он ведь и хором каких-то особенных не имел, хотя дела ворочал – ого-го… Но, вы понимаете, он о людях заботился… вот ведь что любой скажет.

-Да, я слыхал уже.

- Ну так ото ж… Это ж он в посёлке пятиэтажки понастроил… Знаете, как? А вот так. Тогда совхоз Чкалова гремел на весь Союз: станция железнодорожная забита была, каждую минуту товарняки отходили… на весь Союз. Это ж самый фруктовый, яблочный край.

В каждом саду площадка была бетонированная – пункт приёма, грузовики, тележки, рабочие, сторожа, холодильники… вы слышите, камеры холодильные были чуть не в каждом саду… всё работало чётко… ну и денег у совхоза было немеряно. Вот он построил за совхозные деньги дома, а потом приходит по осени в облсовет и говорит: знаю, что у вас бюджетные деньги под строительство выделенные не освоены. Давайте так – у меня дома уже построены. Вы мне деньги те даёте, и вам хорошо – по шапке не дадут, – и нам не плохо.

И что вы думаете – дали деньги. Вот такой он мужик был. При нём же всё работало – и консервный, и винзавод… причём продукция была… батюшка, вы меня извините, но то, что гонят сейчас – это просто ослиная моча, по-другому не скажешь. Все ж за сверхприбылью гонятся, а технология одна – обмануть, надурить, поменьше вложиться, да побольше содрать… Всё надурить хотят… А тогда знаете как было…

Приезжает к нам на консервный завод канадец, походил, посмотрел и говорит: «Вы знаете, у нас пить такой сок могут себе позволить только очень богатые люди». А мы и не понимаем чего это он такое говорит. Приятно, конечно, что такие вот мы молодцы, но о чём он говорил тогда — только сейчас поняли.

Да, так вот я ж всё о директоре нашем, об Якове Петровиче… Вот сейчас чуть только начальником стал… полвершка от горшка, и уже хоромы себе строит… дворцы. А за какие деньги? Ни людей не стыдятся, ни Бога не боятся. Один интерес – нахапать поскорее, пока не спихнули, напиться крови как клоп и всё… на боковую.

Так вот, директор наш… он ведь в обычной пятиэтажке жил. Понимаете, в обычной квартире… И для людей он много чего делал. А потом помер, и всё… И началось…

Тогда уже построили торговый центр… ну вон там, на въезде в село… Да, где развалины. Так вот там уже всё было построено. Всё. Вы понимаете, и что?.. Растащили свои же, по кирпичу разобрали, разорвали, как Тузик тряпку… И землю раздеребанили… Кто только чего не мутил… Все такие умные, куда там… паи пораздавали, и что… А ничего.

Ничего, вы понимаете. Нет больше садов, и виноградников нет. Старые выкорчёвывают, а новые не сажают… Да, попадаются иногда новые виноградники, а знаете откуда они? Итальянцы и французы скупают землю и сажают.

Вот в Угловом, может, видели… большой виноградник молодой… гектар на десять – так это актёр этот выкупил, как его…. Жерар Депардье. Вы понимаете,? Ну, кто он такой.? Ну клоун, как посмотреть — клоун и есть, А вот тебе, пожалуйста – виноградник, и завод ещё строит. И построит… А мы кто?..

Я молчу.

Вот я и говорю, что же мы за народ такой, что ничего сами не можем. Ничего. Нам обязательно власть нужна. Причем такая, чтобы знала, чего нам делать, указания давала и проверяла со строгостью… Вот тогда может что-нибудь и получиться. А по-другому никак.

А сами мы только воровать умеем, ну, бухать ещё, вот и всё… Это если по свободе… Один вон, взял пай, посадил сад, и что? Год прошёл, два… смотрю — сад уже бурьяном зарос… Третий, четвёртый год прошёл – все деревья болеют… Вот тебе и всё хозяйство…

Тянет так себе – покуда тянется, последние соки выжимает, а чтобы вложиться в землю, чтобы с душой – этого нет. Бросит сад, как пить дать бросит, когда уже всё вымутит, что возможно. Не умеем мы, чтобы сами по себе… без власти. А если умеем, то только чтоб под себя, как куркули… без зазрения совести…

Я еду на очередное отпевание. Их у меня за месяц уже больше десятка, а крещение — одно. Вымирает народ медленно, но верно. Но в храм не идут. Я наблюдаю за мужичками местными. Любопытное это занятие.

Приезжаешь на похороны. Во дворе под тентом стоит гроб, вокруг на скамеечках древние старухи, ну, молодёжь городского вида, два, три человека – из самых близких родственников посъезжались, а мужиков нет, разве что дед какой-нибудь беззубый. Но не то, чтобы совсем нет мужиков. Они есть. Но почему-то всегда они кучкуются за забором на улице, возле машин, никак не могут от них оторваться.

Стоят, базарят, покуривают, поплёвывют, но во двор не заходят. Почему? Загадка. Удивительный это народ – наши сельские мужики. Вот уж действительно, душа — потёмки. Не скажешь, что безбожники отъявленные. Разговоришься — вроде как и не против веры, но дальше пространного «что-то, может, и есть» дело не идёт.

И это именно остатки кондового советского уклада. Ну, вот не принято так, да и всё тут, «как-то всё это… того… не того… вот». Такие вот аргументы. Но ты эти аргументы никакими доводами не перешибёшь. Для них церковное всё – это дичь, что-то не совсем серьёзное, из области бабьих преданий. Приходят вот такие мужички в храм действительно уж от какого-то самого чёрного и беспросветного горя, да и то ещё не всегда….

Беда, просто беда, и ничего ты тут не поделаешь. Только молиться. Именно молиться. Не думайте, что тут можно убедить в чём-то. Мужик сельский должен до всего именно сам дойти, сам – вот это-то самое главное. А как только начнёшь его уговаривать, он именно тебя ещё больше станет дичиться и чудиком считать.

Бывают, конечно, и исключения, но это с теми, кто уже сдвинулся с мёртвой точки, кто уже заинтересовался и готов слушать. Такие и расспрашивают с интересом, и живость какую-то проявляют. Как корабль новый со стапелей – если уж сдвинули его с мёртвой точки, то дальше сам пойдёт, не удержишь. Но таких — единицы.

А у большинства – свой простецкий стиль жизни, и стиль этот можно смело назвать совковым в отношении веры, жизни церковной… и понимаешь с горечью, что будет тянуться этот совок ещё невесть сколько.

Мужичок, что вёз меня – редкое исключение – во время отпевания встал возле гроба, взял свечку в руки. Стоял-стоял, мялся-мялся, мучился-мучился. Наконец, посреди Евангелия не выдержал – развернулся и ушёл. К мужичкам за ворота. Не вынесла душа томления непривычного…

А на обратном пути мы опять обсуждали с ним оживлённо современную жизнь, и я в который раз задавался горьким вопросом: почему мы при всех наших революциях и перестройках не умеем сохранять и умножать то лучшее, что у нас есть, а если разрушаем, то уж действительно «до основанья», а затем…

А затем годами держимся мёртвой хваткой за самое худшее и дремучее только потому, что «как-то уж так повелось»…