Дерзай дщерь.
03 Сентябрь 2012
От автора:
Всякий замечал абсолютное большинство женщин в наших храмах. Однако сопоставляя по календарю число святых обоего пола, обнаруживаем соотношение примерно 1:8 — мужчин в восемь раз больше! Не объясняется ли этот вопиющий факт, в частности, тем что, получая от Бога величайший из даров, веру, мы затем сбиваемся с правильного пути, не давая себе труда осознать одну нехитрую вещь: женский образ бытия существенно отличается от мужского, и, следовательно, наш путь к спасению также в чем-то иной и чреват свойственными только нашему полу ошибками и грехами.
Предлагаемая работа не посягает на последовательное изложение православного учения по женскому вопросу; вы найдете здесь всего лишь крупицы опыта, чаще отрицательного, незатейливые свидетельства современниц, размышления, основанные на общении с себе подобными, а большей частью, увы, на самонаблюдении. Подвижницу, штурмующую “Добротолюбие”, не привлечет, и правильно, уровень автора, мерившего по себе и стремившегося избегать теоретических выкладок и назидательных цитат. Неподвижнице сухое исследование чужих пороков, без захватывающего сюжета, тоже ни к чему. Но если вдруг какая-нибудь грешница улыбнется и ободрится: “Ух ты! Стало быть, не я одна такой урод!” — вот и слава Богу; труд наш предпринят не зря.
Отрывки из книги:
“Пойду к Отцу моему”
М. аккуратно посещает храм, где, по ее словам, “очищается”: “И верится, и плачется, и так легко, легко” — цитирует она с воодушевлением. Романтическая взвинченность настораживает; действительно, однажды М. разговорилась и потрясла терминологией, более чем странной для православной прихожанки: аура, аккумуляция биоэнергии, эпоха Водолея и даже Космический Разум. Еще она поделилась интимными подробностями биографии, щеголяя немыслимой раскованностью:
— Я по гороскопу Телец, собственница и ревнива… всегда ухожу первая, длить отношения некрасиво, если нет доверия…
Возражения ничуть не поколебали ее уверенности: даруемая Богом и Православием свобода допускает любую широту взглядов, а что до внебрачных связей, то “Христос простил именно ту грешницу, которая возлюбила много! ”. Между прочим, касательно евангельского эпизода у М. немало союзниц, не разумеющих, что много (т. е. сильно) грешница возлюбила — Христа. Таким образом, присутствие в церковной ограде еще не означает Православия.
В.В. Розанов сто лет назад констатировал: в современном мире Христос имеет дело отнюдь не с “естественными” рыбаками; теперь Ему, чтобы пронизать чью-нибудь душу, нужно преодолеть громадную толщу мусора: гимназию, университет, казенную службу, танцишки, флиртишки, знакомых, друзей, книги, Бюхнера, Лермонтова… Человек третьего тысячелетия вычеркнет, пожалуй, Бюхнера с университетом, а то и с Лермонтовым, но придется включить многое другое, к примеру, жирный слой всякой всячины хотя бы из TV, которая стократно перевесит розановский список. Не говоря уж о потоках грязи, изливаемой с экрана, — мы прилежно воспитывали в себе “окамененное нечувствие”, когда изо дня в день с интересом наблюдали, как мучают, терзают, убивают — и при этом пили чай; мы незаметно приучились пренебрегать нравственными критериями, когда любовались остроумным аферистом, обаятельной проституткой, сентиментальным бандитом. “Аще видел ecu татя — текл ecu с ним, и с прелюбодеем УЧАСТИЕ твое полагал ecu”…
Коль скоро сердце загорелось желанием идти к Отцу — необходимо извергнуть вон мусор и грязь, все эти свинские рожки, питавшие нас “на стране далече”. Но как! Они же съедены и переварены, они у нас в крови, они неотделимы от нашей бесценной неповторимой личности! Элизу в “Пигмалионе” Б. Шоу научили грамотно вести беседу о погоде — и она блистала стерильной речью, пока разговор не коснулся знакомой темы; тут, получив сигнал, мгновенно включилась толща подсознания и тонкая леди заговорила на родном жаргоне:
— А я смекаю, кто шляпку спер, тот и тетку укокошил!
Так и мы; с ходу усваиваем христианские термины — “искушение”, “брань”, “помыслы” — но к Богу не приближаемся; Ему нет места в толчее “культурных ценностей”, которыми мы напичканы до отказа. При просеивании их сквозь тонкое сито евангельских заповедей возникает справедливое опасение: останется ли после хоть что-нибудь? И правда, отложив романы и отключив телевизор, жалуемся на “пустоту, маразм и отупение”. Что ж! Самым плодотворным будет зафиксировать открытие: вот она, бедная моя душа — слепая, глухая, безсловесная дурында — зато подлинная, натуральная, без фальшивых цветастых наполнителей.
Перемена мыслей.
С греческого “покаяние”, “метанойя”, переводится как “перемена мыслей”; несомненно Евангелие обозначает этим словом радикальное изменение всего мировосприятия, а вслед за тем — всего человека. Легко ли изменить свой ум, можно судить по опыту тех, кто лечился от наркомании: главная проблема, оказывается, не в физиологической зависимости, а в стереотипе мышления, в той схеме, которая впечатана в мозг и программирует наши цели, желания и поступки.
Нас не учили.
Многие отождествляют покаяние с исповедью и ожидают немедленных результатов: я перечислила все свои грехи, почему же они меня не оставляют? Другие путают покаяние с раскаянием: бурно сожалеют о своем прошлом, еще и приговаривая: “нас не учили”, “мы не знали”, и тоже остаются без плода. Вспомним героиню “Унесенных ветром”, знаменитого романа Маргарет Митчелл, который все мы, хоть и тайком от самих себя, прочитали — романа, бичующего женские пороки столь же безжалостно, сколь и безошибочно: рука автора — ведь женская! — не знает пощады. Скарлетт, воспитанная матерью-христианкой в правильных понятиях долга, кротости и жертвенной доброты, признает эти высокие идеалы, но оставляет их “на старость”, желая прежде насладиться всеми радостями жизни; постепенно слепой эгоизм и необузданное тщеславие все более порабощают ее живую, щедро одаренную горячую душу, уделом которой становится ранняя усталость, нравственное опустошение и боль одиночества, заглушаемая алкоголем.
“Я подумаю об этом завтра” — неплохая порой формула, может удержать от крайностей отчаяния, но ведь и завтра ничто само собой не исправится, ибо наказание наше растет из нашего же сердца; и честная писательница ставит точку, не видя способов осчастливить героиню. А честная читательница, вздохнув над горькой судьбой обаятельной, несмотря ни на что, американки, примерит на себя ее страсти, извлечет уроки женской логики и порадуется, что в Православии есть покаяние.
Нам предстоит лечение — небезболезненное и весьма длительное, о чем повествуют притчи о Царстве Небесном (Мф. 13); Господь сравнивает процесс его возрастания внутри нас (Лк. 17, 21) с ростом горчичного дерева из крохотного зернышка, почти из ничего — оно может достигнуть, как в Палестине, высоты до четырех метров и принесет плоды, но понадобятся годы и годы. Или образ закваски: вскиснуть, перебродить предстоит трем мерам муки; много это или мало? В Толковой Библии (под ред. Лопухина) объясняется: еврейская мера (сата, эфа) вмещала 432 яйца! Один священник утверждал: чтобы всё переквасилось, монаху нужно двадцать лет; не монаху, наверное, больше; безошибочным будет считать — вся оставшаяся жизнь.
Нескончаемая битва! Ее технология четко представлена в Житии преп. Марии Египетской; жестокий пустыннический подвиг сегодня, конечно, неповторим, но в чем-то и мы, такие слабые и ничтожные, можем подражать великой Марии. Вспомним: семнадцать лет, соразмерно семнадцати годам самозабвенного разгула плоти, преподобная сгорала в огне сладострастных ощущений, мучилась от воспоминаний о былых наслаждениях, корчилась от стыда и отчаяния, теряя надежду вырваться из порочного круга. Но каждый раз, когда угнездившаяся внутри гадина поднимала одну из множества своих мерзких голов, подвижница ополчалась на нее, падая ниц, к ногам Христовым, и всем существом исповедуя совершенное безсилие, нищету и наготу душевную7, плакала и умоляла Бога о помощи — и Он посылал утешение. Его милость, Его благодать становились ее оружием, но победа принадлежит ей: ведь это она страдала и боролась.
Карабкаться изо всех сил.
Выжми себя покаянием — формулирует преп. Ефрем Сирин. Возникает грубоватая ассоциация: стираешь белье, на вид не такое уж грязное; полощешь, выкручиваешь — стекает липкая, мыльная жижа; опять полощешь, опять выкручиваешь, и опять вода скользкая, мутная… удастся ли когда-нибудь досуха выжать из себя гниль и сырость, чтобы осталась ничем не разбавленная самая суть… Покаяние есть завет (договор) с Богом об исправлении жизни, как говорил св. Иоанн Лествичник. Решаясь идти за Христом, заключаем с Ним союз, соглашение: Он вытаскивает нас из болота, но и мы обязаны карабкаться изо всех сил — или хотя бы не упираться, то есть не искать в себе достоинств, не придумывать оправданий, не прикрывать безобразие страстей благовидными названиями, одним словом, не выдавать вонючую помойку за цветущий сад. “Братцы! За что купили, за то и продавайте”, — призывал старец Леонид (Лев) Оптинский.
Не рвись немедля достигнуть совершенства и не удивляйся своим падениям, хотя прошел уже целый месяц или целый год новой жизни. Одна бывшая дама сразу по крещении бросила курить, а спустя сколько-то времени закурила вновь и пришла в отчаяние. Родственник-христианин успокоил ее: это очень хорошо, иначе ты бы думала, что уже святая. Падениям “надлежит быти”: наши гнусные порывы, подлые инстинкты, мерзкие привычки пусть выползут наружу, иначе же не узнать, какие внутрь нас гнездятся гады. “Кто возжигает огонь (веры), терпит сперва от дыма (страстей)”, — говорила преп. Синклитикия.
назад к списку новостей
